Размер шрифта:
Цвета сайта
Изображения
 

В КОНЦЛАГЕРЯХ СПРАВОК НЕ ВЫДАВАЛИ

Война перевернула судьбы миллионов людей. Но если о фронтовиках, о ветеранах Великой Отечественной войны, о тружениках тыла говорится много и в высшей степени заслуженно, то о малолетних узниках немецких концлагерей, о советских подростках, угнанных на принудительные работы в фашистскую Германию, как правило, рассказывается вскользь. А ведь этим людям довелось пережить и ужас рабского унижения, и искалечившие здоровье медицинские эксперименты, и голод, и холод, и отчаяние, а после возвращения на Родину – пресловутый синдром «врага народа». Наш корреспондент из города Новокузнецка Кемеровской области встретилась и поговорила с бывшими узниками.

НЕПОКОРЕННАЯ

Тамара Качуганова  в молодостиТамаре Акимовне Качугановой нынче исполнилось 90 лет. В 17-летнем возрасте из Ростова-на-Дону, где они проживали с родителями, вместе со старшей сестрой в качестве подростковой «рабочей силы» ее угнали в фашистскую Германию. В концлагерь неподалёку от немецкого города Венер Тамара попала в 1942 году. В это время фашисты вторично заняли Ростов-на-Дону. Враг начал бомбить юг СССР с первых дней войны, в августе 1941 года немецкие захватчики вошли в город, но через пару месяцев отступили. Бойцы Советской армии обстреливали вражеские расположения из дальнобойных орудий, установленных в городе-спутнике Ростова Батайске. После того как враг был выбит, жители вышли готовить город к рукопашным боям. – Солдаты рыли окопы, а мы с папой щели, чтобы прятаться, – рассказывает Тамара Акимовна. – Все улицы были перегорожены баррикадами из кирпичей и обрубленных рельсов – ежей, чтобы вражеские танки не прошли. Проход для тяжёлой техники был оставлен один на 19 линии, где стоял наш дом. А когда немцы пошли в наступление, наши с тяжёлой техникой быстро отступить не смогли. Попали в ловушку, сами себе могилу вырыли. Я после войны в разных источниках искала информацию об этом факте, но ничего не нашла… Немецкая армия в Ростове-на-Дону обосновалась капитально, офицеры и солдаты расселись по жилым домам. Качугановы с тремя дочерьми Анной, Лидией и Тамарой проживали в старинном купеческом доме, разделённым на 12 квартир, с удобствами на улице. Был в семье ещё старший брат Александр, призванный в армию и пропавший без вести в первые месяцы войны. 
– Наш дом был заселен немцами, – вспоминает Тамара Акимовна. – Все жители, включая больных и инвалидов, спрятались в подвал и носа оттуда высунуть не смели, а колодец, мусорный ящик и туалет во дворе. В нашу квартиру вселился офицер, адъютантом у него был австриец. Он к нам нормально относился, и еду, бывало, приносил, иногда наши вёдра с отходами выливал. Колодцем немцы пользоваться жителям не разрешали, и я за пять кварталов от дома ходила на родник. Полдня пройдёт, пока два ведра наберу, всё пережидала, пока немцы свои бочки наполнят, а на обратном пути они издевались и воду отбирали... Собирали дождевую воду, мылись под водосточной трубой. А по улице стекала розовая от крови вода, столько убитых было.
Амбарные книги с переписью всех жильцов города попали к немцам. И на работы в Германию было угнано 12 эшелонов молодёжи в возрасте от 14 лет и старше. В последний эшелон попали Тамара с сестрой Лидией. Больную сестру Анну оставили дома – помирать.
Отправка советских девушек на принудительные работы в «Великую Германию»Отправка советских девушек на принудительные работы в «Великую Германию»

Немцы выставляли дежурных возле домов, когда приходили за подростками. Конечно, можно было спрятаться, но по улицам стояли виселицы, а на трупах – дощечки с надписями: «За отказ члена семьи ехать в Великую Германию на работы». Если бы Тамара спряталась, то перевешали бы всю семью. Вот такой был выбор.
Как долго везли подростков в товарняках, Тамара Акимовна не помнит: вагоны были закрытые, день с ночью путали. В пути не кормили, если проезжали мимо бахчи, то поезд останавливали и немцы забрасывали в вагоны арбузы. В Германии выгрузили на площадь, велели раздеться догола и всё бросили в костёр, в том числе и документы. Стали отбирать, кому нужны работники, крутили детей, как скотину на базаре. Тамара молила об одном, чтобы они с сестрой в одно место попали. Так и случилось, их вместе забрали на фабрику Клатте.
– В бараках, огороженных колючей проволокой, нам выдали тряпьё в полосочку, – рассказывает женщина. – На одном рукаве велели пришить слово OST (восточный рабочий), а на другом лагерный номер. Мой был – 1944. Штаны подвязали верёвками, на ноги выдали шуги – выдолбленные колодки из дерева. В них ходить было тяжело, не то, что бегать, а на работу гоняли рысью.
Фабрика была оборонного значения: на ней делала детали для самолётов. Нас обучили работать на штамповочных станках и электросверлах. Цех был отгорожен от конторы огромной стеклянной стеной, и вся наша работа просматривалась надсмотрщиком, огромным немцем в очках. Чуть что не так, могли забить насмерть. Трудились по 13 часов в сутки сменами: неделю в ночь, неделю в день. На обед гоняли в барак, в сутки получалось 4 пробежки рысцой, каждая с полкилометра. Еда исключительно вегетарианская, за три года заключения – ни капли жира. Утром 100 граммов хлеба и эрзац-кофе из желудей и ячменя. В обед суп из гнилой брюквы, на ужин 100 граммов хлеба и эрзац-кофе.
В бараке трудового концлагеря
В бараке трудового концлагеря

Истощение и голод были настолько сильными, что девчонки стали продукты воровать. Во дворе фабрики был склад овощей, камешками подрыли лаз, оттуда иногда удавалось утащить морковку. Убегали с ней в туалет и там съедали. Знали, что за это могут пристрелить, но голод гнал на все…
От недосыпания и непосильного труда подростки часто засыпали за станками. Попадёт прядь волос на сверло, затянет и вырвет клок вместе с мясом... Людей косил туберкулез. А если кто совсем обессиливал и не мог выйти на работу, к нему подходил охранник и произносил по-немецки: «Wer nicht arbeitet, soll auch nicht essen” – кто не работает, тот не ест. И всё, человека забирали и больше его никто не видел. А вы знаете, что такое выбегать на работу без последнего? Немец по-русски кричал: “Без последнего!”, все кидались из барака, надсмотрщик хлестал людей плетью, а последнего забивал насмерть. Часто такое было...
В 1945 году фашисты получили приказ уничтожить лагерь. Вокруг бараков наставили пулемёты, за ними сидели такие же подростки, как и мы, все взрослое население отправили на фронт. Расстрелять они нас не успели, неожиданно появились самолёты союзников и на бреющем полёте открыли огонь. Врассыпную бросились все: и немцы, и мы. Сколько тогда народу в суматохе полегло, жуть… До сих пор мучит воспоминание: бегу, а на земле лежит паренёк с оторванными ногами и тянет ко мне руки. Что, что я могла тогда сделать?
Освобождали нас канадцы, англичане и шотландцы в юбках-кельтах с автоматами наперевес. Они отдали охранников бывшим узникам на растерзание. Я в расправе не участвовала, а военнопленные (они тоже трудились на фабрике) разорвали их буквально на куски. Освободители объявили день открытых дверей. В городе подходили к квартирам, стреляли в двери и показывали нам: идите и берите, что хотите. Я пошла хоть какую-то одежду себе раздобыть. В одной квартире взяла юбку и кофточку, там сидела немка с детишками на руках и причитала. Если бы я знала, что союзники форму выдадут, ни за что бы не пошла. Что я, фашистка какая-то?
В пересылочных лагерях, расположенных на территории Западной Германии, мы прожили ещё полгода. Союзники заставили местное население привозить продукты, некоторые из бывших заключённых даже умирали от переедания...
Немцы, когда отступали, побросали оружие, велосипеды, мотоциклы. Я ходила с парнями учиться стрелять, на велосипеде каталась. Наслаждались жизнью.
Советские граждане, угнанные в Германию, возвращаются в СССР
Советские граждане, угнанные в Германию, возвращаются в СССР

В концлагере Тамара однажды выменяла пайку хлеба на газету, выпущенную немцами на русском языке. И к своему ужасу прочитала, что города Ростов-на-Дону больше не существует. Когда они с Лидией после пересылочных лагерей ступила на родную землю, город был разрушен на две трети, но их дом чудом уцелел. По двору бегала домашняя кошка, чёрная с белым галстучком… Уцелела и семья Качугановых: живы были отец, мать и сестра Анна. Тамару и Лидию дома уже не ждали, считали, что раз за столько лет от них не было ни одной весточки, значит погибли...
– Это было счастье, что у нас сохранилась семья! – восклицает Тамара Акимовна, – иначе меня с Лидой свои бы к стенке поставили: мы же были без документов и в английской военной форме. А потом началась процедура фильтрации для всех, кто был в оккупации и на территории Германии. Нас с Лидой допрашивали в НКВД отдельно, ох, и издевались!
«Ты уже не ребенком была, – заявлял нквдшник, – зачем поехала к немцам? Почему не сопротивлялась?». Я оправдывалась: «Вся улица была заполнена фашистами, не с кочергой же на них идти!». После этих слов нквдшник в ярости толкнул меня к стенке, приставил пистолет к виску и заорал: «Ты поехала добровольно! Кайся!». А я мотаю головой: «Нет...». Вот такая встреча на родине… Поиздевался всласть и выдал справку, в которой говорилось, что во время пребывания в Германии я не совершала преступлений против Советской армии.
В живых сёстры после фильтрации остались, но биография, а, следовательно, и жизнь, были испорчены. Лидия устроилась на швейную фабрику, где всю жизнь и проработала. А Тамаре хотелось получить образование. С трудом ее приняли в вечернюю школу. А по окончании школы на «отлично» кандидатуру Качугановой на золотую медаль в гороно утвердить отказались. Под запретом оказалась и мечта об учебе в юридическом институте. Люди посоветовали пойти в Ростовский университет на геологический факультет – геологами разрешалось работать с любой биографией. Так Тамара связала свою судьбу с геологией, которой отдала 35 лет своей жизни.
По окончании университета Качуганова попала по распределению в Новокузнецк. В 70-ти километрах от города работала сначала участковым, а потом старшим геологом Левобережной экспедиции.
Трудилась на скважинах, буровых, в шахтах: форма, фонарь, самоспасатель – и по уклонам в забой...
Была главным автором отчёта в Москву по одному из самых крупных месторождений планеты – шахты Распадской с залежами в 635 миллионов высококачественных коксующихся углей.
Тамара Акимовна накануне 70-летия Великой Победы
Тамара Акимовна накануне 70-летия Великой Победы

Нынче 90-летняя Тамара Акимовна Качуганова проживает одна в двухкомнатной квартире в городе Новокузнецке. Судьба распорядилась так, что она пережила всех своих родных – мужа, сына, дочь и внука... На выставленных в буфете фотографиях живых нет. Но, к счастью, за ней ухаживает ее бывшая сотрудница Ирина Андреевна Удникова. Двум бывшим геологиням хорошо вместе: сядут чаёвничать и вспоминают рабочие будни. Рассказывают про встречи в тайге с медведями и рысями. К слову сказать, про встречи с дикими зверями Тамара Акимовна вспоминает с улыбкой. Да, страшно, но, видимо, не страшнее, чем в концлагерях или в НКВД… А уж если заведут ветераны разговор на профессиональную тему, то часы для них значения уже не имеют. Работали люди всю жизнь с огоньком, энтузиазмом, к делу относились ответственно, и им есть, что вспомнить. И какой бы «испорченной» ни была биография, время всё расставило по местам. Тамара Акимовна Качуганова – ветеран труда, не раз избиралась депутатом Жерновского сельсовета Кузнецкого района. Награждена медалью «За достигнутые успехи в развитии народного хозяйства СССР» – это за шахту Распадскую.
Есть у пожилой женщины ещё одна награда, неброская, но бесценная – медаль «Непокорённые» за стойкость и верность Родине в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 годов.


ВОСПОМИНАНИЯМИ НЕ ДЕЛИЛИСЬ

Николай Суринов в молодостиГлядя на оптимистичного и моложавого 77-летнего Николая Ивановича Суринова, никогда не подумаешь, что этот человек имеет 2-ю группу инвалидности. А в детстве он был узником фашистского концлагеря.

В 1941 году Николаю исполнилось всего 3 года. Его семья жила в небольшом городке Богучар на юге Воронежской области. В годы Великой Отечественной войны на территории Богучарского района проходили тяжёлые бои. В июле 1942 года город был оккупирован немецко-фашистскими войсками, и женщины с детьми были угнаны в концлагерь. Вместе с матерью, крохотной сестрёнкой, тёткой и племянницей попал за колючую проволоку и маленький Коля. Концлагерь располагался на территории колхоза «Красный партизан» Кантемировского района Воронежской области.
Маленький ребёнок не мог запомнить подробностей того времени, но на всю жизнь остались в памяти бомбёжки, холод, голод, болезни...
Их загнали в свинарник со сгоревшей крышей. Каменные стены и небо вместо потолка. Узники сидели и лежали на голой земле, дети плакали, охрана издевалась над беспомощными людьми. Женщин и подростков заставляли рыть окопы, малыши оставались в лагере. Николай помнит, как вместе с детьми разгребал полусгоревшую кучу зерна, выискивая еду. Смутные обрывки памяти, рассказы взрослых: гнилая капуста, репа, тухлая вода и постоянный, въевшийся в кожу страх… Узников подкармливали местные жители, но вряд ли бы выжили дети, если бы не наступление зимой 1943 года советских войск на среднем Дону.
Мать Николая вскоре после освобождения умерла от болезней и страданий, отец вернулся с фронта в 1946 году весь израненный, и Колю вместе с сестрёнкой взяла в свою семью их тетя Агния Алексеевна Деева.
Подошёл срок Николаю Суринову идти в армию, и по странному стечению обстоятельств его военная служба проходила в Германии, неподалёку от концлагеря «Бухенвальд». В послевоенные годы он был превращен в мемориальный комплекс. Николай Иванович не раз посещал это страшное место. В архиве Суринова и по сей день хранятся буклеты с фотографиями, личные зарисовки. На них издевательства фашистов над людьми... Николай Иванович рассказывает, что пороли узников до полусмерти и окровавленных пускали по дороге жизни шириной с полметра, с двух сторон которой рвались голодные овчарки, чуть отклонится с пути человек, его тут же загрызали собаки. Как фашисты, связав руки и выворачивая суставы, подвешивали людей, пока те не умирали в страшных муках. Показывает снимок настольной лампы из человеческого черепа... На воротах концлагеря надпись на немецком языке: «Каждому своё».
Находясь на службе в армии, Николай досрочно сдал экзамены и поступил в Ивановский институт (тогда это было возможно), получил профессию инженера-электромеханика. По направлению вместе с женой и ребёнком уехал в Новокузнецк. На различных предприятиях города прошёл путь от электрика до ведущего инженера по наладке горно-шахтного оборудования. В конце 80-х годов трудился в Индии на строительстве шахты. Награждён юбилейной медалью «К 65-летию Кемеровской области» и медалью «Непокорённые» – за стойкость и верность Родине в годы войны 1941–1945 г.г.
Н.И. Суринов сегодняЖизнь героя нашего повествования сложилась благополучно: он был и комсомольцем, и членом партии, получил высшее образование. Но большую часть жизни о том, что он был узником концлагеря, Суринов молчал.
– В нашей стране не принято было делиться такими воспоминаниями, – рассказывает Николай Иванович. – При Сталине всех, кто побывал в плену, считали врагами народа. Раз моя мать копала окопы для немцев, значит, была предателем, а я был сыном предателя. Мы молчали вплоть до 1988 года, когда государство официально признало нас малолетними узниками концлагерей. В 1991 году нас прировняли к участникам Великой Отечественной войны.
Официально получить документ, подтверждающий этот статус, Николай Иванович смог лишь в 2007 году после решения суда, который установил факт принудительного нахождения Суринова в концлагере, располагавшегося на территории колхоза «Красный партизан». Юридически факт был подтверждён благодаря показаниям нескольких свидетелей, поскольку архивные документы не сохранились, а справок в концлагерях не выдавали…
Сегодня Николай Иванович Суринов – частый гость в школах города. Он подолгу общается с детьми, рассказывает им о войне, об ужасах фашистских концлагерей. Считает это своим долгом, поскольку является представителем последнего поколения, которое видело Великую Отечественную войну своими глазами.

Анна АНДРЕЕВА

Фото автора, из исторических архивов, архивов
Т.А. Качугановой
и Н. И. Суринова

Кемеровская область

31 марта 2015